Встреча с героиней моего рассказа, вдовой ветерана Великой Отечественной войны, почётным музейным дарителем Рукиновой Надеждой Федоровной произошла в нашем музее около двух лет назад. «Я хочу подарить вам прялку моей мамы Евдокии Ефимовны Переходовой 1910 года рождения. Выбросить не поднимается рука. Слишком много с ней связано воспоминаний… ».

Разговор был долгим. Перед моими глазами, как кадры из военной кинохроники мелькали незнакомые мне города, дороги, лица. Слушая воспоминания Надежды Федоровны, я подумала, что войну действительно не вместить в строки «…благодаря героическому подвигу всего советского народа…» потому, что этот народ и есть те дети, которые прятались от бомбёжки под одеялом в грузовом поезде.

А еще я не могла отвести глаз от старенькой прялки, которая сегодня получила вторую жизнь став не только музейным экспонатом, но и безмолвным свидетелем трагических судеб целого поколения. И вот её легенда.

Надежда Федоровна росла в большой семье, где кроме трёх младших братьев пятилетнего Николая, трехлетнего Анатолия, восьмилетнего Виктора, воспитывался с младенчества оставшийся сиротой и младший брат мамы Захарий.

Папа был военнослужащий, поэтому приходилось часто менять гарнизоны, а, следовательно, школы и друзей.

В 1939 году её детство неожиданно закончилось. В Польше началась война с Германией, а 17 сентября в неё были введены советские войска. Так семья Надежды вновь переехала на одну из присоединенных к Советскому Союзу Польских территорий. До Великой отечественной оставался один год.

Это был обыкновенный день, 21 июня 1941 года. Дети прыгали от радости, когда мама сообщила, что скоро отпуск и проведут они его у бабушки. А уже в три часа ночи всё вокруг грохотало, в небе ревели моторы самолетов.

Отец не спал, нервно курил и молча ходил по дому. Через час он оделся и ушел. Никто и не думал тогда, что встретятся они теперь уже не скоро. Еще через час в дверь громко стучали. Люди в форме сказали, что необходимо одеться и сесть в машину, что есть Приказ доставить семьи военнослужащих в часть.

Встревоженная Евдокия молча металась по дому пытаясь собрать вещи первой необходимости. Мужчины были немногословны и категоричны: « Ничего с собой не брать, быстро сесть в машину!».

В машине они оказались практически, в чём спали. В руках Евдокия сжимала единственную связку ключей от дома и сундука, где остались самые необходимые вещи и документы.

Ехали долго. Надежде тогда было 11 лет, но она не могла понять, что происходит вокруг? Мимо на повозках везли раненых. Она, то вздрагивала от взрыва снарядов, то восхищалась расцвеченным парашютами небом. Всё было как в бреду.

Так или примерно так война началась для каждой советской семьи, неожиданно, молниеносно. Надежда Федоровна до сих пор помнит вкус каши, которой их, детей накормили по прибытии во Львов.

В городе Казатино семья Надежды и еще несколько семей военнослужащих получили военный паёк в виде ящика масла и ящика печенья, а также по два тонких одеяла и по две простыни на семью.

Дальше было самое страшное - длинное путешествие в неизвестность в товарном вагоне с углём. Ехали долго, как им казалось подальше от войны. По пути следования к поезду присоединяли вагоны с раненными, с разбитой техникой. Немецкая авиация без конца осуществляла налеты на движущийся поезд, который в эти минуты останавливался и все, кто могли бежали в лес. Много тогда людей отстало от поезда, сгинуло в лесах, пропало без вести.

Только с годами Надежда Федоровна поняла истинный смысл маминых слов: « Быстренько головки друг к другу, а я вас накрою одеялом…Вот сейчас ударит бомба и никто не будет страдать…». С улыбкой моя героиня вспоминает своего маленького любопытного брата Витюшу, который возмущенно митинговал: « Мама, ну зачем вы накрываете нас, нам же ничего не видно!». «А вам и не надо ничего видеть»-отвечала она и прятала своих малышей под одеялом.

Мысленно перебираю хронологию дальнейших событий описанных моей героиней и ловлю себя на мысли, что боюсь пропустить что-то очень сокровенное и важное в этой истории. А может быть сама Надежда Федоровна от первого лица продолжит мой рассказ? Возможно, он получится без лоска, не «причесанным», зато он будет правдивым как сама жизнь.

«Грязными, худыми и больными мы добрались до Ставрополя. На подводах нас привезли в село Петровское в колхоз-миллионер имени Ленина. В небольшом колхозном домике дали одну комнату, другие комнаты заняли семьи из Ленинграда и Днепропетровска. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Руководство колхоза хорошо помогло на первых порах, кормили нас, лечили.

Как-то зашел в дом председатель и говорит: «Девчата, а у меня к вам есть предложение. Кто умеет прясть и вязать? А мы будем писать вам трудодни и кормить вас». Тут мама и вызвалась. Только говорит, прялки нужны, щётки и шерсть. Скубсти, говорит, сами будем. На том и договорились. Именно тогда появилась в нашей семье эта прялка, легкая, маленькая как сама мама.

Как сейчас помню, сидим на печке втроём, шерсть скубём, а мама с лампадочкой сидит, пряжу прядет. Из пряжи она вязала толстые носки и двухпальчиковые рукавицы. А еще булочки для солдат пекла с сюрпризом – печеным яйцом внутри. Собирают женщины посылки на фронт, а мы сидим на печи маленькие, голодные!... А когда и нам перепадало, мы живо справлялись с этой булочкой пережевывая ее вместе с яичной скорлупой».

Но эти несколько месяцев затишья для семьи моей героини оказались лишь затишьем перед большой бурей.

В январе 1942 года в армию забирают старшего Захария. Молодой, полный жизни мальчишка погиб 8 апреля 1945 года в Германии. В июне того же года от болезни умер маленький Анатолий. В августе в колхоз имени Ленина вошли немцы.

На первом же собрании стало понятно, что нелегко придется и взрослым и детям. Повсюду бесчинствовали не только немцы, но и теперь уже в новом чине полицаев «свои». За неподчинение новой власти грозила смерть. «Мы принесли вам освобождение!»-скандировали изверги, а маленькая Надежда так и не могла понять от кого или от чего её освободили?

« Мы сидели дома, а маму каждый день гоняли на железную дорогу, где под лозунг «всё для Германии» она была вынуждена загружать для отправки колхозный хлеб, скотину, птицу и многое другое…».

А какую память о войне нам оставил отечественный кинематограф! Сердце сжимается, когда видишь каким черным крылом коснулась война тех, кого во все века любят больше жизни! История Надежды Федоровны Рукиновой еще одно подтверждение тому, что у войны очень страшное лицо, у войны нет национальности, у войны нет возраста.

«Мы были одни, когда в дом вошел немец с автоматом.

« Schnell, schnell» кричит. Витя с Колей плачут, за меня прячутся. Мы вышли из дома. На улице было много детей, лающих собак, немцев с автоматами, голосящих женщин. Всех детей загнали в клуб и сказали занимать места в зрительном зале. Какое-то неведомое мне чувство подсказало, что сесть нужно в конце зала поближе к двери. На сцене толстый немец в пенсне без конца повторяя слово «Kinder», обещал, что если мы будем слушаться и помогать немецким солдатам, нас будут хорошо кормить. Хорошо помню плакат за его спиной, на котором огромный сапог Гитлера стоит на спине согнувшегося Сталина. Через считанные минуты началась бомбёжка. В зале раздался детский крик. Немцы стали стрелять сначала в воздух, а потом и по детям. Уже не помню как, но я схватила своих братишек Колю и Витю и мы, выскочив в чудом приоткрывшуюся дверь, огородами побежали домой.

Вокруг рвались снаряды. Мы бежали узкими улочками, издирая до крови локти и колени проползали под заборами, но около самого дома нам наперерез вышел немец. Я тяну мальчишек за собой, а он подскочил ко мне, выхватил из рук Колю и бросил его на булыжную мостовую. Четыре молочных зуба бедного ребёнка так и остались лежать на земле. Я схватила его на руки. У него изо рта кровь, я вся в крови, Витя кричит, бежим, ноги заплетаются. Это было ужасно!».

Но самое ужасное выяснилось позже. Не многие дети, находившиеся тогда в этом клубе, вернулись домой. Они стали донорами для раненых солдат вермахта.

Через шесть месяцев немцы стали отступать. Озверевшие каратели и полицаи уничтожили все имеющиеся в колхозе жизненно важные объекты: элеватор забитый зерном, пекарню, винзавод, хлебзавод, водокачку. Что-то горело, что-то тлело, дышать было нечем, люди задыхались от ядовитого смога, но « опять выжили, видать нам не смерть»- говорит моя героиня.

« 23 февраля 1943 года пришли партизаны. Теперь над колхозом имени Ленина развивался наш советский флаг. Мне было приятно смотреть на этих бравых парней в полушубках, не то, что немец укутанный одеялом на посту стоял. Но до полной радости было еще далеко. Пришла весна, сажать было нечего, люди стали пухнуть от голода, ехать было некуда. Мама решила дожидаться отца здесь».

Следующий эпизод, дорогие читатели, поистине достоин экранизации, так как словом не передать той бури эмоций в душе ребенка.

«Открылась дверь, и женщина, стоящая на пороге закричала: «Дуся, твой Фёдор живой! По радио объявили, что он ищет свою семью. Фамилия его Переходов». Мама закричала. Плачет, нас обнимает, мы в голос ревём. По просьбе мамы я написала письмо, содержание которого помню и по сей день: «Папа здравствуйте, мы выехали, живы. Захария в армию забрали, Толик умер…» и сообщила ему обратный адрес.

Вскоре мы получили ответ: « Я очень рад, что получил письмо, но вижу, что это детская рука. Очень сожалею, что я не ваш отец. Я с 26-го года, я сам со Сталинграда. Отец погиб, два брата погибли, моя мать живет в Сталинграде. Возможно мы родственники, будем переписываться…».

По-прежнему шла война и свирепствовал голод. В колхозе их больше ничего не держало, тем более из-за отсутствия документов Евдокия так и не смогла доказать что является женой офицера советской армии, что давало бы ей право на получение детских выплат. Так и не дождавшись известий от мужа, она дала своё согласие на переселение в Чечню в колхоз Максима Горького (ныне Урус-Мартан), где после высылки чеченцев и ингушей высвободилось много жилья. Свой небогатый скарб Евдокия собирала не долго: дети, два одеяла, две простыни и прялка.

« Шёл 1944 год. Летом мы с мамой работали в колхозе. За это нам писали трудодни, мне 0,75, а мама 1 трудодень получала, за год 365 трудодней набирали. Еще давали по 100 гр. пшеницы. А зимой по очереди с братом Витей ходили в школу, так как военный бушлат и американские ботинки у нас были одни на двоих. Иногда мама говорила мне: «Надя, дочь, ты можешь и дома посидеть, тебе это зачем? Надо чтобы Витя учился».

А еще 14-ти летняя Надежда разносила почту. Она до сих пор с болью вспоминает те жуткие сцены, когда она своими руками отдавала людям похоронки. А потом была долгожданная Победа и надежда на то, что теперь все будет хорошо!

Надежда Федоровна говорит, а у меня глаза наполняются слезами. Мне кажется, что я уже всё это видала: смех сквозь слезы сливаются с рыданьем вдов и матерей, со звуками гармошки и салюта и все это звучит в ушах как набат! Победа! Победа! Победа!

Эта еще одна история в копилку сотен тысяч историй рассказанных нам очевидцами тех страшных событий. А эта маленькая прялка всегда нам будет напоминанием о тех, кто так хотел жить.